— Брюс Кокберн.
Габриель стал медленно разрезать манго, смотря не на плод, а на тело Джулии.
— Голый ланч? — насмешливо спросила она.
— Правильнее сказать, голый перекус среди ночи.
Он ловко отрезал ломтик манго. Брызнувший сок потек по его пальцам прямо Джулии на живот. Она удивленно вскинула брови.
— Гмм, — пробормотал Габриель, шаловливо глядя на пролитый сок. — Надо было аккуратнее резать.
Джулия открыла рот. Габриель наклонился, чтобы положить туда ломтик манго.
— Ты просто «пищевой фетишист», — сказала Джулия, облизывая губы и ожидая нового ломтика.
Габриель почтительно склонился над нею и принялся слизывать с ее живота терпкий сладкий сок.
— Ты что-то сказала?
Джулия ответила невразумительным мычанием.
— Я вовсе не «пищевой фетишист». Это действо доставляет мне радость. Мне нравится заботиться о тебе. А когда ешь вместе с любимой женщиной — в этом столько чувственности.
Ему хотелось поцеловать Джулию в губы, но он поцеловал ей плечо, ощутив дивный аромат ее кожи. Потом Габриель отрезал новый ломтик манго. Несколько капелек солнечного сока упало на ее левую грудь.
— Черт побери! Прости, я жутко неловок.
Липкими от сока пальцами Габриель стал водить по ее ребрам, возбуждая одну из его любимых эрогенных зон. Потом он поцеловал ей грудь.
— Ты просто убиваешь меня, — едва сумела произнести Джулия, когда его влажный рот нашел ее сосок.
— Помнится, однажды я тебе сказал те же слова. И ты пообещала, что смерть будет сладкой.
Джулия открыла рот, показывая, что хочет получить еще один ломтик манго.
— Мне надо было бы сказать «липкая смерть». Или «клейкая».
Габриель положил ломтик ей на язык, потом большим пальцем провел по ее нижней губе.
— Не волнуйся, я уже подумал об этом.
Джулия вдруг поднялась, раздвинув ему колени, и, обхватив его за голову, потянула к себе. Их страстный поцелуй не был долгим. Джулия забрала манго и нож из рук Габриеля, отрезала кусочек и положила себе на язык. Ее движения были очень соблазнительными.
Габриель бросил на нее жаркий взгляд, потом нагнулся и зубами взял с ее языка ароматный ломтик.
— Ммм, — пробормотала Джулия. — Кстати, по-моему, я так и не успела посмотреть видеозапись нашего свидания в музее.
Она слегка нажала на ломтик манго. На грудь Габриеля упали сладкие капельки, и Джулия принялась их слизывать, перемежая это поцелуями.
Габриель только стонал, не в силах найти слова.
— Я смотрел это видео. Очень заводит, — наконец выговорил он.
— В самом деле?
Джулия села и на виду у Габриеля стала неторопливо есть манго, столь же неторопливо облизывая пальцы.
— Я тебе потом покажу эту запись.
Габриель крепко обнял ее, и его пальцы заскользили по ее спине. Когда ему было больше не сдержаться, он отбросил и манго, и нож, чтобы подхватить Джулию на руки.
— Куда мы идем? — с легкой тревогой спросила Джулия.
— На пляж.
— Но мы же совсем голые.
— Пляж частный и принадлежит только нам.
Габриель поцеловал ей кончик носа и понес к кромке воды. Потом он вошел в воду.
— Нас могут увидеть, — заволновалась Джулия.
— Сейчас не настолько яркая луна, чтобы мы были видны. Если кто-то и увидит, то лишь наши силуэты. А это достойное зрелище.
Габриель долго целовал ей лицо и шею. Вокруг них тихо шелестели волны прибоя. Потом он опустил Джулию на ноги и крепко прижался к ней.
— Ты посмотри, как идеально совпадают наши тела. — Его голос был полон желания. — Мы совершенная пара.
Черпая соленую воду, они мыли друг друга. Джулия не могла удержаться, чтобы не поцеловать его татуировку, наслаждаясь смешением запаха морской воды с запахом его тела.
Габриель целовал ей шею. Джулия чувствовала его улыбку.
— Ты видела фильм «Отныне и во веки веков»?
— Нет.
— Тогда я просто обязан тебе его показать.
Взяв Джулию за руку, Габриель повел ее к пляжу и положил на песок.
— Прошу тебя, — сказал он, давая понять, что она должна находиться сверху.
— Здесь? — удивилась Джулия, чувствуя, как у нее заколотилось сердце.
— Да, здесь. Я хочу в тебя войти, но не хочу, чтобы песок поцарапал тебе спину.
Габриель потянул ее к себе, торопясь соединить их губы в поцелуе. Волны ласкали им ноги. Когда оба начали стонать и вскрикивать от наслаждения, бледная луна, глядевшая на них, только улыбалась.
Утром над курортом разразился тропический ливень. Пока дождевые капли стучали по крыше бунгало, пара неторопливо занималась любовью на кровати, покрытой противомоскитной сеткой. Ритм их движений совпадал с танцем дождевых капель.
Когда они оба насытились друг другом, Габриель предложил переместиться на веранду и в большой ванне смыть с себя весь жар и пот. Сидя в пенистой воде, пахнущей ванилью, Джулия прильнула к его груди. Габриель обнимал ее за талию. В его объятиях она почти забывала о неприятностях, ожидавших их в Торонто.
С Габриелем она чувствовала себя в безопасности. Не потому, что он был могущественным человеком, хотя его благосостояние в какой-то степени делало его могущественным. Нет, ощущение безопасности появилось у нее, когда она увидела, как он расправляется с ее обидчиками: вначале с Кристой, а затем с Саймоном. Габриель был первым, кто осмелился отчитать ее отца за безразличное отношение к дочери.
Джулия теперь понимала, насколько уязвимо любовное ложе. Она познала наготу и слияние, желание и жгучую потребность, а еще — она познала всю глубину телесной удовлетворенности. Габриель любил ее и стремился защитить. Это она тоже узнала. В его объятиях она впервые в жизни почувствовала себя защищенной.
— В детстве самым любимым моим временем было субботнее утро, — сказал Габриель, прерывая ее раздумья. Его голос звучал довольно грустно.
— Почему? — спросила Джулия, ведя пальцем по «линии жизни» на его ладони.
— В пятницу мать обычно напивалась и отключалась. Она спала, и я мог спокойно смотреть мультики. Так было, пока мы не лишились кабельного телевидения.
Габриель слегка улыбнулся, и Джулия едва не заплакала, представив его грустным маленьким мальчиком, чьим единственным счастьем было несколько субботних утренних часов, когда он мог смотреть мультфильмы.
— Я сам себе готовил завтрак. Либо какие-нибудь хлопья, либо тосты с арахисовым маслом. — Он тряхнул головой. — Часто у нас в доме не было молока. Тогда я заливал хлопья апельсиновым соком.
— И как это было на вкус?
— Ужасно. Это был даже не настоящий сок, а какой-то апельсиновый напиток. — Габриель рассеянно гладил ей волосы. — Уверен, психоаналитик наговорил бы кучу слов о связи между моим детством и моим пристрастием к изящным вещам.
Джулия порывисто обняла его за шею, и часть воды выплеснулась из ванны на пол.
— Дорогая, в чем дело?
— Ни в чем, — ответила она, утыкаясь ему в плечо. — Я так сильно тебя люблю, что иногда мне становится больно.
Габриель нежно ее обнял.
— Мне это знакомо. Такое же состояние я испытал двадцать с лишним лет назад. Грейс была мне больше чем мать. Я очень жалею, что не был рядом с нею, когда она умирала. Я даже упустил возможность проститься с ней.
— Габриель, она это знала. Знала, как сильно ты ее любишь.
— Наверное, твое детство было еще печальнее моего.
Джулия шмыгнула носом, но ничего не сказала.
— Если жестокость делает людей уродливыми, у твоей матери, наверное, был весьма отталкивающий вид. Моя родная мать была нерадивой и равнодушной, но никогда не обращалась со мной жестоко. — Габриель помолчал, думая, стоит ли поднимать тему, которую они оба тщательно избегали с самого начала их путешествия. — Когда я познакомился с Кристой Петерсон, она показалась мне уродливой. Я в долгу перед тобой за то, что уберегла меня от секса с нею. Хотя склонен думать, что, даже будучи сильно пьяным, я бы не позарился на нее.
Джулия прислонилась к стенке ванны, играя с прядкой своих волос.